Жизнь, Вселенная и все остальное - Страница 15

— О, сущие пустяки. Примерно одну целую и пять десятых миллиона единиц времени. Около того, — сказал Марвин надменно. — Ну же, спросите, не бывает ли мне скучно.

Матрасс спросил.

Марвин не удостоил его ответа и лишь с усиленной демонстративностью заработал суставами.

— Однажды мне довелось произнести речь, — сказал он внезапно, как бы безо всякой связи с предыдущим. — Возможно, до вас не сразу дойдет, что именно навело меня на это воспоминание, — таков уж мой мозг. Скорость его функционирования феноменальна. Если грубо округлить параметры, я в тридцать биллионов раз интеллектуальнее вас. Для примера — задумайте число, любое число.

— Э-э, пять, — сказал матрасс.

— Неверно, — пробурчал Марвин. — Вот видите?

Это произвело на матрасса весьма сильное впечатление. Он осознал, что удостоился знакомства с носителем незаурядного ума. Матрасс зауйломикал с головы до пят, отчего гладь мелкой, заросшей ряской протоки подернулась восторженной рябью.

А потом даже гумкнул от избытка чувств.

— Расскажите о речи, которую вам однажды довелось произнести, — взмолился он. — Жду с нетерпением!

— Она была принята очень плохо, — сказал Марвин, — по многим причинам. Я выступил с ней, — тут он сделал паузу, чтобы сделать неуклюжий жест своей здоровой рукой (относительно здоровой по сравнению с другой, наглухо приваренной к его корпусу слева), — во-он там, примерно в миле отсюда.

Еле-еле — подчеркнуто еле-еле — удерживая на весу руку, он простер ее к участку болота за туманом и зарослями, удивительно похожему на все другие участки болота.

— Вон там, — повторил он. — Тогда я был в некотором смысле знаменитостью.

Матрасс пришел в возбуждение. Он никогда не слышал, чтобы на Зете Прутивнобендзы выступали с речами, а тем более знаменитости. С его шкурки, заплимтавшей от умиления, во все стороны полетели брызги воды.

Затем он совершил нечто, что матрассы обычно делать ленятся. Собрав все силы, он выпрямил свое длинное тело, встал на дыбы и несколько секунд простоял на цыпочках, вглядываясь в туман. Он увидел место, указанное Марвином, и не был разочарован, осознав, что оно в точности похоже на все остальные участки болота. Тут силы матрасса иссякли, и он флюмкнулся обратно в протоку, обрушив на Марвина струю мокрой тины с водорослями и мхом.

— Мне довелось побыть знаменитостью, — скорбно завывал робот, — совсем недолго благодаря моему чудесному и весьма досадному спасению от удела, сравнимого разве что с такой удачей, как гибель в сердце пылающей звезды. По моему состоянию вы можете заключить, что я едва спасся. Меня выручил сборщик металлолома — можете себе это представить? Меня, мозг масштаба… ну да ладно.

Он сделал несколько яростных шагов.

— И он же снабдил меня этим протезом. Каков мерзавец? И продал меня в Психозоопарк. Я стал звездой экспозиции. Меня заставляли сидеть на ящике и рассказывать мою историю, а зрители уговаривали меня приободриться и мыслить позитивно. «Брось дуться, лапочка робот! — кричали они. — Ну-ка, улыбочку, усмешечку!» Я разъяснял, что для того, чтобы мое лицо исказила улыбка, нужно отнести его в мастерскую и часа два поработать над ним кувалдой. Эта фраза проходила на ура.

— Речь, — взмолился матрасс. — Жду с нетерпением вашего рассказа о речи на болоте.

— Над болотами был сооружен мост. Гипермост с кибернетическим интеллектом, во много сотен миль длиной, по которому должны были перебираться через болото ионные багги и товарные составы.

— Мост? — не поверил своим ушам матрасс. — Здесь, на болоте?

— Мост, — подтвердил Марвин. — Здесь, на болоте. Он был призван воскресить экономику системы Прутивнобендзы, напрочь подорванную расходами на его строительство. Они попросили меня открыть мост. Бедные кретины.

Начал моросить дождь. Мелкие капли едва просачивались сквозь туман.

— Я стоял на центральной платформе. В обе стороны, на сотни миль передо мной и на сотни миль позади меня, тянулось полотно моста.

— И он сверкал? — воскликнул очарованный матрасс.

— Сверкал-сверкал.

— Он гордо возносился над водами?

— Да, он гордо возносился над водами.

— Серебряной нитью пронзал незримый туман и скрывался за горизонтом?

— Еще как, — процедил Марвин. — Вы хотите дослушать эту историю или что?

— Мне хотелось бы услышать вашу речь, — заявил матрасс.

— Вот что я сказал. Я сказал: «Я хотел бы сказать, что выступить на открытии этого моста для меня большая честь, радость и удача, но не могу — все мои цепи лжи вышли из строя. Я ненавижу и презираю вас всех. На сем разрешите объявить это злополучное киберсооружение открытым для бездумных издевательств всякого, кого понесет нелегкая ступить на него». И я подключился к цепи открытия моста.

Марвин помедлил, отдавшись воспоминаниям.

Матрасс клюшивал и фнукивал. А также флепал, гумкал и уйломикивал. Это последнее он совершал с большой плучительностью.

— Ву-ун, — враднул он наконец. — И это было величественное зрелище?

— Довольно величественное. Весь мост, мост длинный, титано-чугунный, на тысячу миль, моментально свернул свое сверкающее полотно и с плачем утопился в трясине, унося с собой всех до последнего прутивнобендзянина.

На миг воцарилась скорбная тишина, но тут же ее нарушил громкий ропот (будто сотня тысяч невидимых людей вымолвила: «Уф!»), и с небес, точно пушинки с одуванчика, посыпались белые роботы. Правда, роботы сыпались не абы как, а четким военным строем. На миг болото буквально вскипело: роботы все разом накинулись на Марвина, оторвали его ногу-протез и вознеслись обратно на свой корабль, который вымолвил: «Фу!»